- Мне нечего завещать, baby, - вздохнул Джейкоб. - И некому. Никто даже не заметит моей пропажи. Как насчет тебя?
Пока они шептались, шум воды прекратился, похитительница, вероятно, оделась и наконец решила уделить пленникам внимание. Элизабет услышала, как она идет прямо по направлению к ним, останавливается, а затем яркий свет ненадолго ослепил ее.
Сориентировавшись спустя несколько секунд, тореадор наконец смогла оглядеться. Их "тюремная камера" оказалась ничем иным, как шкафом-купе, лишенным внутренностей. Действительно, это представлялось вполне логичным: снаружи никто и не заподозрит, что внутри скрывается что-то, кроме одежды, и можно не беспокоиться, что солнечный свет потревожит "консервы".
Что до самой женщины, ее внешность оказалась весьма впечатляющей. Даже в своем текущем состоянии Элизабет, чувствительная к таким вещам, не могла не отметить, насколько она красива. Чрезвычайное изящество ее лица и фигуры, практически не скрытого легким шелковым халатом, ее ухоженность и очевидное здоровье свидетельствовали, что кровь каинитов пошла ей на пользу.
Разглядеть удалось и своего соседа. Он был одет только в потертые джинсы и заметно сдал: щеки запали, заметно обозначились скулы, ключицы, ребра, а кожа приобрела нездоровый серый оттенок, лишь глаза обладали живым блеском; несмотря на эти признаки истощения, Джейкоб оставался чертовски привлекательным. Только теперь Элизабет поняла, что он имел в виду, когда говорил про "хороший вкус" своей тюремщицы. Голод и ненависть лишь подчеркнули его холодную мужественность.
Что до самой Элизабет, на ней был такой же минимум одежды, как и на соседе: юбка, надетая накануне, лифчик и нижняя майка. Куртка и рубашка исчезли, обнажая во всей красе почерневшую руку. Очевидно, ее обыскивали, пока она была без сознания.
- Добро пожаловать, дорогая, - первой заговорила Ханна. В руке у нее была зажженная сигарета, источавшая сладкий дым. - Надеюсь, теперь ты наконец поняла, что не стоит совать нос не в свое дело. Впрочем, этот опыт тебе больше не пригодится.