Новый Орлеан

Объявление


XXXIV. С 21 на 22 марта 2010
Ночь с воскресенья на понедельник. Закат в 17:53, рассвет в 6:34. 18°C, переменная облачность. Слухи набирают обороты. Вслед за Блейдвеллом следует серия подобных случаев, менее значительных, но провоцирующих общую истерию. В город прибывают сородичи, - и не только, - выясняющие подробности.
Добро пожаловать в Новый Орлеан, город джаза и вуду, где столетиями мертвые ходят среди живых, а магия соседствует с технологией. Перед вами рпг-кроссовер по системе "World of Darkness", включающий линейки VtM, WtA и MtA. Все полезные ссылки там → Введение в игру
Генерация персонажей
Карта и локации
О городе
Все оттенки Тьмы
Skype-чат
Чарлисты

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Новый Орлеан » V. С 19 на 20 февраля 2010 » [Амади Асита-Бадд] V. С 19 на 20 февраля 2010


[Амади Асита-Бадд] V. С 19 на 20 февраля 2010

Сообщений 31 страница 60 из 86

31

- Дело не в театре, а в его хозяевах, - неохотно пояснил Брук. - Говеный тип этот ваш... Руж. Смотрит на тебя и как будто взглядом ценник вешает, за сколько готов тебя продать с потрохами. Говорят, он еще до смерти был тем еще говнюком, ну а уж потом совсем испортился. Если столкнешься с ним - посылай на хрен и вали подальше; считай, что это бесплатный дружеский совет.

Может, у Брука и был личный зуб на месье Ружа, но причин врать у него вроде бы не было. Несмотря на сомнительный род занятий, носферату в первую очередь славился как надежный парень и не стал бы болтать попусту. Тем более - бесплатно.

- Твоя очередь откровенничать, - добавил Коулмэн, указав взглядом на то место, где минутой ранее лежал пакетик с "травкой".

32

Амади подтянул к себе лежащую на столе сигариллу и решил утилизовать, самым наибанальнейшим образом – выкурить. Самеди приподнял подбородок, смотря на портрет Элвиса, будто тот мог ответить ему. В уме витало слово, пробуясь, вертясь на кончике языка, а извилины то и дело, что силились припомнить, где же оно встречалось:

- Руж… Руж, - вполне слышимо зашипел, выпуская «водопад» дыма по губам. Внезапно он щелкнул пальцами и вскрикнул: - А! Мистер Дидье! Точно-точно. Помню-помню. Тот самый недотепа, что умудрился призвать своими воплями Святую Испанскую Инквизицию, вместе с оравой серых кардиналов! Теперь ясно, где я это слышал это имя. И меня крайне радует, что мисс Н’гоя так быстро подобрала ему новое пристанище. Бездарный режиссеришка.

Пустив обидное словцо, Асита полез в карман. Ладонь раскрылась, на бледно-розовой коже лежало две монеты старого образца, датируемые 1808 годом. Надпись по ободку гласила: «United States of America». А ценность этому старью была всего один цент, что не шло в сопоставление, как такая кроха могла оцениваться на аукционах в двести и более долларов. По центру кружка изображался ровная деревянная хижина, смахивающая на избу.

Бадд положил одну монету на стол и пододвинул поближе к Коулмэну, а вторую – положил себе на желтый от табака язык и закрыл челюсти, объясняя:

- Брук, положи монету на язык и дай мне пакетик. Правда нынче мало стоит, - сказал он с несменной улыбкой и протянутой рукой.

33

Никак не прокомментировав заявление в адрес театрала, Брук подозрительно взглянул на самеди, но все же выполнил указание, сунув монетку в рот, а затем вынув из внутреннего кармана куртки пакетик и кинув его собеседнику.

- Для чего монета? - Уточнил он.

34

Четырьмя пальцами растянув «горловину», подбадривая травинки пальцем - высыпал несколько грамм гранул на стол, образовав небольшую горку. Осторожно сомкнув полоску-замочек ласковым движением, Амади пояснил, одновременно с этим двигая стул поближе к стене:

- Старые деньги, Брук, имеют одно свойство – они вбирают в себя все зло и добро. Считай, это защита от того, что бы самому не сболтнуть лишнего, - не став вдаваться в детали, которых была целая куча, объясняющих почему именно эти образцы монет были выбраны для такой цели, и почему обладали такой силой, самеди встал на стул и осторожно поднес блестящую ложечку к решетке вентиляции.

Для чего Коулмэн использовал столовый прибор – неизвестно, да и не особо хотелось знать, ведь правда? Зажигалка в руке пару раз прокрутила барабанчик и выдала струйку пламени, окатившую зернышки в ложе. Те стали шипеть, словно заговоренные и чернеть пуще прежнего. Зыбкий, еле видный дымок потек по потоку воздуха в щели здания, ведущие к главному залу «Жемчужины».

Полминуты этих странных действий и Амади спустился, вытирая чайную ложечку платком из кармана.

- Вот, а теперь – можно пойти взглянуть на результаты, брат. Думаю, ты хотел бы спросить бармена, куда он прячет лишнюю выручку, - не теряя добродушной улыбки, Бадд вернул предмет на стол, но забрал два билета, умести в кармашке в подкладке.

Подхватил трость, шляпку и пошел на выход, увлекая ладонью за собой, предлагая немного развлечься маленьким представлением.

35

Брук наблюдал за его действиями с настороженным любопытством, но ничего предосудительного или опасного, похоже, не уловил. Не забыв спрятать под куртку остатки зелья в пакетике, он последовал за гостем.

В помещении бара Амади ждал сюрприз: посетителей прибавилось, ровно на двоих. Чинеду, восседая за стойкой бара в той же позе, совершенно по-дружески болтала с незнакомой чернокожей девушкой в довольно вульгарном платье с открытой спиной, а чуть поодаль, глядя на них откровенно недовольно, над стопкой дешевого виски - его резкий запах чувствовался на расстоянии - за столиком сидел парень, доставивший им с Новено неприятностей три ночи назад. На нем была все та же потасканная кожаная куртка и голубые джинсы, а обе руки выглядели абсолютно нормально.

36

Выходя из помещения,  Амади все же решил ввести немного точности, говоря замогильным, хриплым голосом, который проявлял себя лишь тогда, когда вся эта игра в «жизнерадостность» чертовски надоедала:

- Понимаешь, Брук, даже если твоя грудь бездыханна – воздух циркулирует. Малые доли все равно просачиваются, когда ходишь или говоришь. Потому-то и наивно полагать, раз ты уже одной ногой в могиле, значит ничего страшного.

Выйдя в зал, Асита был приятно удивлен. Количество подопытных возросло ровно вдвое. Не стоит даже и говорить, что улыбка от подобного стала похожа на полумесяц, подстреленый пьяным охотником.

Чуточку поковырявшись в памяти, самеди вытащил из извилин образ мистера Шепарда, который очень любезно, из всей «заезжей труппы» не стал учинять скандалов не на своей территории и вел себя приемлемо покорно. Сделав тому небольшой поклон, в дань невольного знакомства, Амади направился к Чинеду и ее собеседнице.

Пристукнув тростью совсем рядом с ними, старик во фраке развел руки, с ноткой торжественности говоря:

- Крошка моя, неужели ты решила сегодня порадовать меня общением со своей подружкой? – чернокожий встал боком к своей спутнице, что бы лучше обглядеть сидящую. Пальцы левой руки дымились, змейки тлеющего табака ползли по ним, заигрывали с плотью, витками уходя в потолок. Гостья с вульгарным вырезом, предоставляющим сзади обзор на точеные формы вожделения, была подвержена изучающему, можно выразиться, гуляющему взгляду желтых глаз. И вот что-то, нечто неуловимое, казалось знакомым. Очень и очень хорошо знакомым: - Позвольте представиться…

Отредактировано Амади Асита-Бадд (2013-01-17 12:48:58)

37

"Крошка", сочтя вопрос риторическим, встревать не стала, интуитивно уловив, что на данный момент ее собеседница более интересна мистеру Амади. Если ее и кольнула ревность, - а скорее всего так оно и было, - Чинеду успешно ее скрыла за округлым краем своего бокала.

- Мерседес Валентайн, - красивым глубоким голосом представилась ее соседка, протянув руку тыльной стороной вверх - явно не не для рукопожатия. Ее жесты, ее поза при всей вульгарности вида были исполнены неожиданного достоинства.

Ногти на протянутой руке цвета кофе с молоком были длинными и фиолетовыми.

Парень-в-куртке тоже молчал, но едва заметно напрягся.

- У вас очаровательная дочь, - добавила мисс Валентайн, улыбнувшись шире прежнего, и Чинеду поперхнулась. - Странно встретить в подобном месте сразу два поколения одной семьи.

38

Тем временем, подлый дымок проник в помещение через вентиляцию и хорошенько разошелся. Испарения сомнительных листьев-гранул закрадывались в каждую щель, неощутимо проходя дыхательные каналы и заползая безвкусным потоком в шевелящиеся рты. Чудодейственный «kie-van die waar», приготовленный из дурманящего растения и вытравленных масел, с примесью того, что на черном континенте называют «пылью Нанзи». Гремучая смесь, с запятнанных страниц гримуара Забо. Еще немного и слова сами польются из уст, глаголя настоящие мысли… изумительный саван Правды.

Амади вскинул брови, изображая удивление и слегка приобнял «дочурку», решив ввести коррективы:

- Внучка. Неужели я так молодо выгляжу? – самеди обвел лицо овалом, словно подчеркивая область морщин, выстроившихся по форме широченной улыбки. В отличие от Валентайн, Чинеду видела совершенно другую картину, разительно отличающуюся от иллюзии фамильного кольца. И в зримом ей не было и тени соответствия. Только огромный сухой оскал чудовища. Дикция Аситы немного изменилась, из-за того присутствующей во рту монеты, что можно было списать на колоритное бубнение: - Скажем так, таких как я обычно называют «продвинутыми старперами». И нам, пожилому веку, тоже хочется провести вечерок в доброй компании с хорошим рассказом.

Старик прошелся взглядом по формам Мерседес, не скрывая акцента на груди и бедрах. Конечно, собеседница не шла ни в какое сравнение с прелестными обликами Матушки и малышки Норы. Однако, где-то в закутках разума, Амади помнил, что черные женщины всегда привлекали его особо сильно, в частности такие, с нотой грациозной властности.

Жадные до плоти зрачки скользнули чуть выше и заприметили предоставленную для поцелуя руку.

- Простите мои манеры, - он резко подался вперед и было уже хотел соприкоснуться ладони, как замер и глубоко вдохнул носом. Так и не завершив ритуала знакомства, самеди выпрямился, сияя блаженной улыбкой. Пальцы его скользнули по фраку и легли на сердце: - Амади. И Амади считает, что у вас великолепный парфюм.

Закончив своеобразное ознакомление, Бадд обошел Чинеду и сел рядом с ней, так, что бы одновременно можно было оглядывать обоих дам:

- Расскажите о себе, мисс Валентайн. Что вас привело сюда? Не поверю, если причина тому скука.

39

- Спасибо. Я не пользуюсь парфюмом.

Мисс Валентайн хихикнула, и что-то в ее смехе было странным, ужасно странным, и это заставило Амади насторожиться.

- Зовите меня мисс Нгоя. Я зашла, чтобы мистер Брук передал мне пару билетов на сегодняшнее шоу. У меня есть договоренность с мистером Дидье о встрече после него, и мне нужно быть в зале.

Закончив последнюю фразу, чувственные губы девушки сложились в улыбку настолько зловещую, словно она принадлежала одному из персонажей Хичкока, собирающемуся зарубить собеседника ржавым топором, не меньше.

Самеди увидел, как напрягся, увидев ее, Шепард, будто собирался броситься вперед, но ждал сигнала.

Сигнала не последовало. Князь Нового Орлеана, облаченная в свою искусную маску, молчала, продолжая улыбаться.

40

Амади медленно моргнул. За секунду осознания, все части этой маленькой головоломки сложились в уме. Факт того, что Валентайн назвалась Нгоей – мог быть просто смешным совпадением. Знание Коулмэна и Дидье – полностью отмели вариант случайности. К тому же, это объясняло, почему в самое первое мгновение черты Мерседес ему показались знакомы.

Собственно, подобным обстоятельствам Бадд не был разочарован. Теперь он мог хоть отчасти лицезреть деталь истинного облика Князя Нового Орлеана, тот самый вид, который ему еще не приходилось ни разу увидеть. А это маниакальная улыбка – говорила о многом.

- Мисс Нгоя! – старик всплеснул свободной рукой, предварительно затянувшись из дотлевающей сигариллы, - Вы так хорошо себя преподносите, что мне уже начало казаться, что ваше сердце бьется!

Амади повернул голову, мельком окликая взглядом расположение Шепарда.

- Вашему спутнику стоит гордиться, что рядом такая соблазнительная особа. Почему же он отдельно от вас? – чернокожий чуть подался вперед, словно соблюдая условный кодекс шпиона, - Я бы не отходил и на шаг, - подмигивание и резкий разворот лицом к шейке Чинеду. Мозолистые пальцы коснулись ее прядей и пошли ниже по вырезу платья, заигрывая: - Милая моя, хочу тебя предупредить, что сегодня, для тебя особый день, мы проведем время с нашим любезным Князем, в «Martyr Muse».

Самеди уже готовился ловить спутницу, летящую с объятьями любви и обожания.

41

Чинеду ожидаемо прильнула к "дедуле". Скорее всего, ее ухо отметило слово "князь", а прехорошенькая головка тут же сделала соответствующие выводы, но она продолжала делать вид, что ничего не понимает, и, вероятно, это было лучшее, что она могла сделать.

Судя по тому, что выражение красивого лица Нгои не изменилось, разрядить обстановку не удалось.

- Вы знаете, что бывает за подобные эксперименты в элизиумах, не так ли, мистер Амади? - Медленно произнесла князь. - Что, по-вашему, я должна сделать, чтобы быть уверенной, что это не повторится? Могу ли я быть уверена, что вы не распространяете в городе вещи, которые не следует распространять?

Это звучало как вежливый вариант "есть ли причины, по которым мне не стоит убить тебя прямо здесь и сейчас?". Была ли легкая угроза в ее тоне вполне реальной или это был просто привычный способ воздействия - существовал только один способ узнать: проверить, что, впрочем, могло закончиться серьезными неприятностями. Амади вспомнил, что Мама предпочитала "дружить" с камарильей, несмотря на то, что обладала впечатляющей властью.

42

После этой тревожной фразы старик старательно потушил окурок в пепельнице на баре. Трость стукнула о лакированную поверхность и набалдашник накрыла шляпка. Самеди поднялся с места, заставив спутницу отлипнуть от него, и подошел ближе к Князю. С каждым неторопливым шагом улыбка на лице ровнялась, пока ее не сменило пустое выражение, не отражающее ничего, кроме холодного спокойствия.

Амади замер над Нгоей и его ладонь легла на стойку. Вудуист находился настолько близко, что нос уже не мог не чуять крепленого табака, довольно не приятного при такой концентрации. А черты мимики стали дрожать и искажаться, словно водная гладь. Голос двоился густой нотой и отсутствующей, дрожащей. Будто тот сейчас находился на перепутье между тем и иным миром.

Хотел ли Бадд припугнуть (что было само по себе смешным предположением) или просто знаком того, что он захотел говорить намного тише обычного, экспрессивного тона.

- Можете быть спокойны, дорогая Князь. Я бы мог сейчас солгать, но это не требуется, - шепот вкрадчиво кружил рядом, можно подумать, самеди вжился в роль мистического гипнотизера, - Вы можете мне оторвать руку, если на то будет ваше желание, однако, я тогда не смогу исполнить то, что вы обещались взять платой. К тому же, сейчас Вам ничего не грозит, если вы будете думать над чем-то другим, - Амади сделал тактичную паузу, создавая окно для мысленной ловушки, - Это не распространение, а плата. И только лишь. Если хотите, подобное может появиться и у вас.

Нгоя могла заметить, как в открывающемся рту что-то блестело, теперь уже не мешая разговору. По позе Асита совершенно не боялся, что сейчас ему вырвут сердце или, как он предложил, оторвут руку. Что, в вольной трактовке, можно было считать жестом понимания недовольства.

- К тому же, я очень рад, что Ваша Маска раскрылась раньше. Это избавило меня от ненужных лишних разговоров, уважаемая.

Отредактировано Амади Асита-Бадд (2013-01-25 23:21:12)

43

- Если я оторву вам руку, дорогой Амади, - по фамильярности можно было бы предположить, что опасность миновала. Князь усмехнулась, и на мгновение ее глаза сверкнули желтым - настоящим цветом, надо полагать, - у вас отрастет новая, и вы все еще будете у меня в долгу. Впрочем, я не собираюсь это делать прямо здесь, равно как и принимать вашу маленькую взятку.

"Прямо здесь" звучало как умышленная оговорка. Возможно, при более приватном разговоре "маленькая взятка" будет принята куда более благосклонно и откроет несколько дверей.

- Будьте осторожны. Сородичи здесь приходят и уходят быстро, и многие уходят на тот свет. С тем светом вы вроде бы знакомы непонаслышке, но, как я вижу, не торопитесь туда.

Пауза.

- А теперь я сделаю вид, что ничего не заметила.

Напряжение в воздухе спало, и она окликнула прежним приподнято-беззаботным тоном мисс Мерседес Валентайн:

- Эй, Эрик! Твоя дама хочет танцевать. Прошу меня извинить, - одарив обоих ослепительной улыбкой, мисс Валентайн проворно соскользнула с высокого табурета и зацокала каблуками по направлению к столику, за которым сидел Шепард.

Только теперь Амади понял, что Брука в помещении и след простыл. Бармен по-прежнему притворялся глухим, но его губы чуть-чуть дрожали, как будто он нечеловеческим усилием воли сдерживал смех.

44

Бадд молча слушал эту тираду не очень-то скользящих угроз. На резко омертвевшем лице не двигался и мускул, как на застывшей восковой маске. Самеди проводил соскочившую особу взглядом и прильнул к стойке спиной, наблюдая за картиной разгулявшейся дамы. Властной и вздорной.

То, что сейчас рождалось на языке Амади – там же оставалось. Все же, Матушка была умной женщиной и потому не хотела портить отношения с этими лояльными лицемерами. Чего-чего, а власть вудуист уважал, не смотря на меры ее применения. Свернув клочок проклятий на устах, старик медленно выдохнул. Состояние не изменилось, маска грузного спокойствия осталось не тронутой.

- Вызови такси к «Muse». Представление уже скоро начнется, - со сквозящим холодом прошипели пухлые губы, в которых позвякивала монета, ударяясь о зубы. Обращение было четко сформулировано для Чинеду, ведущей себя в данной обстановке покорной тихой мышкой.

Попутно с этим, не отрывая взгляда от наблюдения за Князем, Асита вытянул из кармана пачку купюр и вытащил две из них, общим номиналом в двадцать зеленых Гамильтонов. Положив деньги на лак бара, самеди сложил руки на животе, сцепив пальцы. При этом его глаза не выражали ничего, кроме рассеянного взгляда в пустоту.

45

Чинеду, кивнув, тут же полезла за телефоном. Продиктовав адрес, она сунула мобильный обратно в недра своей крошечной, но удивительно вместительной сумочки:

- Машина будет через пять минут. Подождем снаружи?

Мисс Валентайн тем временем решительно вытащила Шепарда на свободное пространство и прильнула к нему в танце. Ее губы едва заметно шевелились, но разобрать хотя бы слово мешала музыка из динамиков над баром, которую бармен как бы между прочим сделал громче.

46

«- Нет. Я хочу посмотреть, как она будет трясти костями под этот убогий синтез колебаний. Как она будет старательно пытаться сопротивляться «правде», сходя на хитрость шепота. Я хочу видеть, как поставил ее в неловкость. Видеть, как она, словно мамба, будет извиваться, складываться кольцами, шипя от злости…»

- Да, разумеется, - снисходительно произнес вслух и подтянул к себе трость со шляпкой. Последняя благоверно вернулась на макушку, а трость приняла изначальный вид у бедра. Амади отлип спиной от стойки и сделал первый шаг, попутно залезая пальцами во внутренний карман, проверяя нахождение билетов.

Обходя по касательной слившуюся парочку, Амади наклонился в их сторону. Всем видом он уже преобразился, как и с увяданием, радость и сияние в нем возродились, вспыхнувшим, разгоревшимся заново пламенем. Улыбка от уха до уха пощелкивала зубами, когда он произнес, повышая голос, дабы он был услышан через звучащую музыку:

- Приятного вечера, очаровательная мисс Валентайн. Будьте нежны с вашим молодым человеком, уж больно он скромен, - и на этой ноте он уже открыл дверь, пропуская первой свою ненаглядную спутницу.

Отредактировано Амади Асита-Бадд (2013-02-01 18:48:07)

47

Ждать долго не пришлось. За те несколько минут, что они провели у входа в "Жемчужину", ожидая такси, в округе не появилось ни единого человека. Единственный звук громче отголоска издал бродячий кот, прыгнувшись на крышку мусорного бака у здания непонятного назначения напротив - не то склада, не то фабрики без каких-либо вывесок и опознавательных знаков. Измученный празднованием город словно вымер, во всяком случае, в этой своей части.

Иначе картина выглядела из окон такси, когда оно свернуло в Французский квартал. Проехать насквозь оказалось невозможно - улицы в центре и вокруг кладбища Сент-Луис были перегорожены для шествия, и таксисту пришлось сделать большую дугу, прежде чем он остановился перед зданием, которое Амади уже видел на фото.

Чинеду смирно молчала, хотя по ее лицу и по тому, как она то и дело нервно теребила то волосы, то бахрому на сумочке, то постукивала по дверце автомобиля, у нее накопилась гора вопросов, которые она не смела задавать при свидетелях.

48

«… из огня да в полымя» - подумал Асита, когда оказался внутри транспорта.

За рулем находился упитанный бородатый мужчина, от которого пахло, нет, воняло сумбурным одеколоном. И что-то подсказывало, что им вовсе не душились, а употребляли. Одет тот был в клетчатую рубаху и светлые джинсы, на груди весел деревянный крест, которым, по большому счету, можно было кого-то убить. Двухнедельные заросли лица завивались и при сидячем положении чуть было не срастались вместе с торчащими клоками буйной поросли из-под рубашки.

В салоне автомобиля были развешены маленькие иконки и четки качались на зеркальце заднего вида. Сзади размещался странный атрибут – обрезанный ковер, покрывавший сидения, но в целом все выглядело относительно чисто и ухожено. Включая пахучий шар прямо над бардачком, из которого, не стесняясь никого, торчало дуло «Glock’а».

Как только клиенты залезли внутрь, шофер вдавил педаль газа, от чего головы Чинеду и Амади резко закинулись назад. Тут же, как только произошел старт, динамики магнитолы ожили «кислотной музыкой». Что заставило подумывать самеди о вероятности попадания в Ад без смерти. Всю поездку лихач то и дело, что заворачивал и несся, будто за ним гнался не какой-то жалкий отряд полиции, а сами демоны Преисподней.

Не смотря на то, что Амади сидел с явной тревогой, чуя как бульон из внутренностей в животе взбалтывается с каждым движением руля, и мертвой хваткой вцепившись в сиденье между ног, старик ритмично покачивал головой, смотря то в одно окно, то в другое. Всем видом стараясь соответствовать среде. Или, хоть чуточку, казаться в своей тарелке.
Такси резко остановилось и грубый, но веселый голос, звучащий с самого дна огромного пивного бочонка огласил, без усилий перекрывая рев разноцветных столбиков на панели стереосистемы:

- Двадцать!

- Прошу! – как-то не так прозвучало слово «подавись» из уст чернокожего, кинувшего единую купюру в направлении «шефа».

Чуть было не вытолкав ногами Чинеду из салона, Амади выбрался и дождался, когда Гончий Дьявола скроется из виду. Когда же это произошло, он облегченно выдохнул и неспешно направился к центральному входу театра «Martyr Muse».

- Милая моя, одно правило – не отходи от меня далеко. Не говори ни с кем, даже, если они сами обратятся. Не привлекай к себе много внимания. Очаровательно улыбайся и кивай. Это ради твоей же сохранности, - напутствовал Асита, приближаясь к дверям.

Отредактировано Амади Асита-Бадд (2013-02-01 22:12:44)

49

Здание театра вовсе не производило гостеприимного впечатления: ни подобающего освещения, ни хотя бы вшивой афиши не было предусмотрено. Снаружи выглядело так, будто театр пустовал. Только уже знакомый черный лист с названием, приклеенный изнутри пыльного окна, говорил о том, что они явились по адресу.

Чинеду кивала, как китайский болванчик, благоразумно помалкивая - это говорило лишь о том, что позже она засыплет домитора вопросами. К счастью, ее сообразительность была сильнее любопытства.

У входа курил молодой черный мужчина в очках. Вернее, курил - не вполне правильное определение. Он держал сигарету в руке, но даже не подносил ее ко рту, и столбик пепла длиной в сантиметр-полтора упал на асфальт, едва тот двинул рукой, ожив при виде остановившейся машины. Впрочем, приветствовать пару, вышедшую из такси, как услужливый портье, он не спешил - ожидал, пока они подойдут сами.

50

Подойдя ближе, поднявшись по трем ступенькам подъема, старик с эскортом, не снимая ухмылки и не убирая должных образу ужимок, оживленно оглядел «лицевую» сторону театра. На самом деле Амади нисколько не удивился почти опустошенному виду здания, хотя, в душе он надеялся увидеть парочку ярких, горящих вывесок с лозунгами: «Вампиры собираются тут!» или «Если вы охотитесь за кровососами – вам сюда!». Впрочем, подобные мысли изливались из не успокоившегося негодования о прошлой неудачи Дидье. Не смотря на закрепившуюся за Ружем некомпетентность, Бадд был уверен, что теперь конспирация и методы досмотра будут намного тщательнее, нежели раньше. Что было очевидно уже по всему открывшему его взгляду.

Подойдя ближе, когда «курящий» человек оставался в нескольких шагах, Асита подставил под подбородок ладонь и сплюнул сидевшую в нем монетку, облаченную в упаковку из горькой, желтой слизи. Вернув «находку» в законный внутренний карман, самеди вынул руку с двумя афишками, которые раскрыл в подобии веера. Однако протягивать те, либо что-то говорить – не торопился. Ждал реакции, или инструкции Привратника.

51

Искоса взглянув на листы в руках старика, мужчина, ни слова не говоря, кинул сигарету, наступив на нее каблуком, едва заметно кивнул и скрылся внутри здания.

Вестибюль встретил галактической темнотой. "Галактический" эффект помещению придавала синяя подсветка в нишах, составлявшая все освещение. Теперь Амади мог видеть лишь руки своего проводника и синий свет отражавшийся в линзах его очков.

- Приглашения, - получив оба листа, мужчина бережно перевернул их и поднес к источнику света. Чистые стороны вспыхнули ярко-голубыми линиями и символами - не считая цвета, обычные театральные билеты. День, время, название театра; ряд и места указаны не были, зато было название. "Сон в летнюю ночь".

Убедившись в подлинности билетов, портье вернул их самеди, и по движению мигнувшего света на линзах Амади понял, что он разглядывает его спутницу.

- Идите прямо.

Ряд подсвеченных ниш образовывал галерею, очертания которой было несколько затруднительно определить из-за большого количества развешанных зеркал, многократно отражающих синий свет.

52

Пребывающий в полумраке самеди нисколько не противился требованиям и указаниям. В равной доле и не поднимались вопросы. Это было просто неуместно. Чужой дом – вотчина хозяина, построившего его. Даже если это зазнавшийся, самовлюбленный, безнадежный и обвенчанный с отсутствием таланта Руж, не стоило забывать о располагаемом гостеприимстве, принятом для подобных сборищ.

Когда голос Привратника указал им путь, Амади невольно словил взгляд сквозь линзы, обращенный к Чинеду. Не скажем, что это понравилось обладателю Живой Ценности, но все возможные слова застряли еще в зачатке мыслей. Бадд ловил себя на мысли, что он слишком много печется и, пожалуй, сегодня, слишком уж облелеял Сокровище «заботой». Впрочем, инстинкты, смешанные с рациональностью еще никогда не подводили его.

Прямо перед тем, как сделать первый шаг, Асита обернулся и посмотрел туда, где раньше находился вход. Парочка секунд этого маленького казуса казались подозрительными, настораживающими, якобы старик ждал, что сейчас откроются двери за его спиной и появиться Некто. Этого не произошло. А потому, он направился по предоставленному пути – Аллее Синих Светлячков.

53

Коридор привел их в обширный зал, тоже скудно освещенный, но этого света было достаточно, чтобы оценить царящую здесь разруху. Очевидно, никто и не пытался восстановить здание всерьез. Сцена была заполнена предметами большая часть из которых могла бы быть реквизитом разве что в одной из новомодных абстрактных постановок, но уж никак не иллюстрацией к Шекспиру.

На пыльном полу были расставлены ряды стульев, и половина из них уже была заполнена. При беглом осмотре Амади убедился, что не видит ни одного знакомого лица.

54

Увидеть кого-либо он и не пытался. И не особо хотел, лишь беглый взгляд, на предмет идентификации. Приподнятый настрой поднялся, ибо никого, кого бы знали воспоминания – здесь и в помине не было. А значит, можно было спокойно лицезреть постановку.

Амади не стал далеко идти, а потому, минув ряда два – позволил пройти спутнице вперед него и занять ближайшие к выходу место. Где рядом устроился и он сам, все в той же манере вежливости сняв шляпку и накинув на трость, расположившуюся между колен.
Самеди поправил воротник фрака и поднял желтые глаза на сцену, решительно надеясь запечатлеть в памяти то, что будет предоставлено зрителю.

На обстановку, декорации, всю эту захолустную подачу, Бадд не обращал внимания, хотя подозревал, что юная Чинеду явно не в восторге от увиденного «комфорта». Асита надеялся увидеть смысл перекроенного произведения и стиль подачи. Всего навсего. Собственными глазами, а не плывущими слухами.

55

Наконец зал заполнился, и тусклый свет начал медленно-медленно гаснуть, пока не потух совсем. Затем вспыхнула рампа, на секунду ослепив зрителей, и лишь затем удалось разглядеть появившуюся на сцене фигуру.

Женщина, бледная, высокая, со спутанными смоляными волосами, собранными в высокую прическу. Ее обнаженные руки покрывали татуировки, а мускулистое худощавое тело было облачено в наряд из лоскутов кожи и металлических пластин.

- Я - Ипполита, царица амазонок, - гордо и без всяких предисловий объявила она, и зрители разразились апплодисментами в ответ.

Полное отсутствие у нее хоть какого-нибудь актерского мастерства причиняло почти физическую боль. Это было очевидно любому из самой ее позы, выражения лица, единственной произнесенной фразы, и тем не менее зал был в восторге, и она самодовольно улыбалась, обнажая крупные неровные зубы. Блеск ее темных глаз, слишком яркий и болезненный из-за чрезмерных источников света и окутывавшей остальной зал темноты, производил зловещее впечатление, и это впечатление было гораздо более сильным и завораживающим, чем сама никудышняя игра.

Постановка началась.

56

«Свет. Занавес. Кулисы. Начали!» - именно в такой последовательности Амади отмечал про себя каждую ступень подготовки. Свет потух, затем вспышки подвесных софитов, появление единственной фигуры – как выходящий декор из разноперой драпировки и… начало. Начало повествования.

Актриса сказала первые слова, написанные сценаристом. Мир внутри маленького театра взорвался аплодисментами, как сотней синхронных хлопушек, сработанных точно по воле пиротехника. И если бы не этот шум, то можно было бы услышать скрип зубов. Шляпка перекочевала, неизвестно когда, с набалдашника на подлокотник, а обе кисти плотно, до побелевших костяшек, сжимали трость.

Не смотря на всю локальную напряженность позы, Амади всем видом выказывал целенаправленное внимание к процессу творимого непотребства на сцене. Правда, левый глаз судорожно дернулся, было ли то машинально или специально – не понятно, но как факт, было еще одним внешним выражение творящегося хаоса внутри.

«Самовлюбленные восковые куклы. Опьяненная скукой толпа. Не качество, но само явление» - прошлась подчеркивающая мысль, где-то отдельно, в висках, где еще не звучал раздраженный рев из глубин сознания, готовый сконструировать живописные картины того, как эта самая Царица станет отличным экспонатом для препарирования.

Вторая часть воображения, отдельно от скальпелей, крюков и разъедающих масел, занималась Дидье. Только в умиротворяющей фантазии, коя удерживала самеди не вскочить с места и уйти в самом начале постановки.

«Грубо. Как же грубо, Руж. И так на тебя похоже, неграмотный астад».

57

Сюрреалистичная запутанность происходящего, крайне вольное обращение с сюжетом и удивительное сочетание на одной сцене актеров столь явно талантливых, насколько бесталанны были их партнеры, приводило к тому, что зрители был вынуждены постоянно напрягать внимание, следя за происходящим. Персонажей можно было выделить в основном благодаря тому, что они имели свойство громко и отчетливо представляться при первом появлении, а потом то и дело напоминать, кто они, по ходу действия. Поначалу построение смены сцен и диалогов казалось бессмысленным, но затем стала очевидна тенденция: все было направлено на то, чтобы заставить зрителя испытывать постоянный когнитивный диссонанс и искать тайный смысл там, где его нет. По-своему это было талантливо.

Такой же своеобразно талантливой оказалось и другая сторона постановки: искусным образом режиссер задевал именно те струны, которые будоражили оставшиеся чувства в холодных душах зрителей. Это, возможно, был единственный театр в мире, который заставлял их испытывать эмоции, и пришедшие безусловно ценили это очень высоко.

Не нужно было обладать даром прорицания, чтобы отличать живых актеров от мертвых. Царственная и порочная Гермия, прекраснейшая девушка Афин, единственная из всех актеров вышла на сцену абсолютно обнаженной, не считая элегантных сандалий и веточки лавра, составлявших весь ее наряд; впрочем, ее холодная, безупречная алебастровая красота осталась недооцененной, так как ее неверная подруга Елена, одетая в простое полупрозрачное белое одеяние, похожее на ночную рубашку, сшитую из медицинского бинта, притягивала взгляд намного больше просто потому, что выглядела откровенно живой. Откровенно живой и напуганной. Зал следил за ней холодным, неоторывным взглядом стаи хищников, и она знала об этом, и, возможно, даже понимала, и от этого ее грудь, просвечивающая сквозь рубашку, поднималась и опускалась намного чаще, а кровь приливала к щекам.

Титания, прелестная и смешливая рыжеволосая царица фей в цветочном венке-короне, относилась к лагерю покойных и выглядела откровенно эмоционально неуравновешенной. Сказать, что она переигрывала, было ничего не сказать. Впрочем, сама Титания по этому поводу не беспокоилась, развлекая саму себя и своего маленького пажа вовсю.

58

Амади наблюдал за происходящим на сцене, не меняя позы. Он вникал в то, что творилось, хотя сюжет был ему знаком. И сердце щемило, видя перевирания и недостойную подачу. Складывалось впечатление, что это не спектакль, а пробы на роль. Все звучало и выглядело неумело.

И в тот же момент самеди прекрасно видел другую сторону, сокрытую внутри. Завешанную вуалью, второй план повествования. Столь явный и обыденный. Казалось, он был на виду, но в тот же момент – укрывался за ужасными побочными спецэффектами – самим актерами, закрывающими своими голосами, повадками, поведением всю картину.

Асита был удручен. Нет, он был даже приятно удивлен «обманом» Дидье, но в тот же момент, его просто выводила нераскрытость картины. И не смотря на все негативные краски, еще витающие в нем, он продолжал созерцать.

В отличие от других Детей Ночи, Бадд никакого внимания не обращал на «живую» в стане умертвиев. Ее для него не существовало. Она была лишь добавкой к хорошо подделанному блюду, особой яркой тряпочкой на безвкусном платье.

Отредактировано Амади Асита-Бадд (2013-02-04 01:45:22)

59

Действие некоторое время сумбурно развивалось, медленно накаляя обстановку, а затем объявили антракт, который продлился всего несколько минут - лишь для того, чтобы сменить обстановку. Декорации, если это можно было так назвать, теперь изображали сказочный лес, и к действию присоединились новые смертные актеры - юные феи, большинству из которых не было и тринадцати, в платьях, похожих на увитые увядшими цветами клочья подкрашенной паутины, метались по сцене с неподдельным испугом, ослепленные рампой, не видящие публики в зале - лишь преследующих их сородичей.

Сюжет, если он еще должен был сохраниться к этому месту, был разрушен. Актеры развлекались вовсю, держа жадно наблюдавшую публику в постоянном напряжении. Каждый из пришедших находил здесь что-то, удовлетворявшее его вкусы: жестокость, безумие, сексуальное насилие и, разумеется, кровь. Присутствие малолетних актеров только разогревало зрителей. Некоторые вскочили на ноги, но не покидали своих мест.

Обнаженная Гермия, пожалуй, единственная, кто не вышел из роли, громко обвинила Елену в предательстве, прежде чем неестественно сильным ударом по лицу отправить ее на пол. Полупрозрачный наряд Елены окрасился пронзительно-яркими пятнами крови, и Гермия сорвала его перед тем, как впилась "сопернице" в плечо. Девушка завизжала, но вырваться ей не удавалось.

Титания и ее юный паж, выражение на ангельском личике которого не менялось, действовали в паре, играя со своей добычей, старшей из фей - на вид ей было лет шестнадцать, и у нее были короткие кудрявые волосы соломенного цвета, а глаза так широко распахнуты от ужаса, что можно было ясно различить их цвет. Ее руки уже были порядком изрезаны и искусаны, но ни одного серьезного ранения ей пока не нанесли, лишь передавали друг другу, отсекая пути к отступлению. Мальчик не отставал от своей напарницы, нанося новые рваные укусы не менее жестоко, чем она, но сохраняя свое неестественное спокойствие и даже некоторое величие. Титания хохотала во весь голос, заглушая Гермию, все еще читающую монолог над неподвижно растянувшейся Еленой.

Не все актеры из "нападающей" половины были сородичами, или, по крайней мере, очень хорошо прикидывались. Кровь их не интересовала, для них юные, дрожащие от страха тела имели другую ценность. Эта часть представления была не менее жестокой и, пожалуй, даже более извращенной.

Зрители пребывали в экстатическом трансе; удивительно, но, несмотря на всеобщее возбуждение, беспорядка не было, все оставались на местах, завороженно наблюдая и позволяя себе переживать все, что могло дать шоу.

Чинеду рядом закрыла лицо руками и уже не смотрела на сцену, ссутулив плечи и поджав ноги. Выглядела она так, будто ее вот-вот должно было стошнить, и некоторые соседи поглядывали на нее, почуяв запах ее страха, но тут же отводили взгляд.

Наконец все было кончено. Последние бесчувственные тела исчезли за кулисами, и главные действующие лица во главе с режиссером собственной персоной вышли, чтобы поклониться и принять цветы от восторженных поклонников.

60

Происходящее резко перешло в кровавые фонтаны. Самые настоящие литры крови и праздники маньяков. К чему, по ожиданиям, все и шло. Эта линия, алой полосой уже давно назревала и ждала только момента для кульминации. Вся выстроенная пирамида сооружалась лишь ради финала, где прервутся души, умирающие со страхом в глазах. Но Амади продолжал быть беспристрастным зрителем, полным флегматичности к творимому. Неизвестно достоверно, хотел ли он прильнуть хоть к одной шее из невинных жертв, но это либо очень хорошо скрывал, либо не испытывал подавно.

Сменив воздержанно-выжидающую позу, самеди раскинулся в кресле и закинул ногу на ногу, подперев щеку костяшками кулака. Один из пальцев лег на уровне бровей, что еще больше прибавляло в его мимику удручающих, скучающих оттенков.

А зрелище продолжалось…

Один из массовки, наряженный в кого-то, отдаленно похожего на сатира: с рожками из папье-маше и мехом на лосинах догнал одну из девочек. Ударом кулака он осадил ее лицом в половицы. Не раздумывая его ногти, больше похожие на когти сорвали «хрупкую» одежонку с малютки, оставляя кровоточащие отметины. Не соблюдая и грамма морали, изувер оголился ниже пояса и стал насиловать бедняжку. Та кричала, но гомон толпы не позволял отчаянным пискам пройти дальше сцены, заглушаясь во всеобщей радости. Извращенной вакханалии.

Неизвестно, было то задумкой автора или случайностью, но по завершению процесса, ближе к финалу постановки, в руках у того оказался кухонный нож с широким лезвием, больше смахивающий на тесак. Тройка увесистых ударов обагрили сцену бегущей кровью, а сородич, или человек, с безумным взглядом, как у жабы, поднял голову на вытянутой руке, показывая ту зрителям. Не внимая голосу разума аль остатков такового, он вновь принялся за монструозные ласки. И если бы то был рот обрубка – можно было понять, но место соприкосновения оказалась дыра в горле.

Один из мясников Ружа сидел в позе лотоса, на растерзанном трупе очередной феи. Вид у того был безмятежен, руки выставлены в стороны и имели общее сходство с позицией йоги. На ушах, плечах, пальцах у него висели потроха. Кишки обвивали того словно змеи. А на животе, кажется, был нарисован замысловатый, ничего не значащий символ. Так же – кровью убиенной.

Третий из примеченных экземпляров, на этот раз женщина, видом лет тридцати пяти, держала пожарный топор, которым то и дело, что рубила хребет распластавшемуся звездочкой ребенку. Вскоре от последнего не осталось и намека – лишь набор костей и внутренностей, фарш из плоти.

Амади мог поклясться, что видел пар исходящий от мертвых тел, как тот поднимался зыбким дымком, создавая ореол мистического действа.

И вот, все подошло к концу. Новоявленные психопаты резко успокоились и заулыбались искренними лицами торжества. Была ли то игра или множественный фазовый переход сознания, под управлением кого-то за кулисами – загадка.

На сцену вышел Руж, актеры и «выжившие». Поклон, софиты направленные на толпу акцентировали внимание. Началось ликование, возгласы, улюлюканья. Некоторые из толпы побежали к сцене, буквально коленопреклонствуя перед создателем «восхитительного» сценария.

Амади осторожно приобнял Чинеду за плече и зашипел ей на ухо гнилым голосом:

- Уходи. Ты увидела все, дальнейшее не интересно. Вызови такси и уезжай домой, а лучше - на склад.

Асита принял несменную выжидающую позу и дождался, когда спутница быстрым шагом, юркая между кресел платьицем, удалиться в тень выхода. Кажется, попутно она копошилась в сумочке.

Толпа все еще продолжала восхвалять талант, пока ее перекрыл рев:

- Руж! – самеди поднялся с места и стоял последи ряда, возвышаясь как раз по центру, что бы его можно было отчетливо заметить. Он опирался на нижний ряд тростью, согнувшись, с ехидной дымящейся мордой шарпея. В другой руке дымилась самокрутка, расползающаяся серыми ниточками, - Что ты сделал, Руж?! Ты обещал спектакль, постановку, театр! А показал типичную бойню в духе Техаса. Чего ты добился?! Дал зрителям крови? Они видят ее каждый день. Показал секс, насилие, жестокость? Неужели им мало СМИ?

Голос его хрипел и даже немного надрывался, но кое чего в этом дребезжании было не отнять – уверенности.

- Это убого, друг мой.


Вы здесь » Новый Орлеан » V. С 19 на 20 февраля 2010 » [Амади Асита-Бадд] V. С 19 на 20 февраля 2010