Поездка отзывалась болью в костях. Ну не любил он эти средства передвижения. Дымная, шумная техника. Даже для привыкшей кожи это было подобно надоедливому зуду. Каждый капилляр отзывался в унисон с биением машинного сердца. И вот, наконец, электронные нервы замолчали, а шофер изволил известить о прибытии.

С нескрываемым облегчением черный старик вывалился, так будет правдоподобнее, из кабинки такси. Расстроено стукнув наконечником трости по камню тротуара, он выдвинулся в направлении цветастых, мигающих вывесок, пестрящих обилием ночного огня.

Амади предстал перед заведением в типичном для него виде: темно-фиолетовый фрак, полосатые брюки, небольшой котелок на голове и неизменная трость, служившая предметом образа. В зубах торчала темная сигарилла, выплескивающаяся в воздух змеящимися лентами.

Кивнув местной певичке, он направился к входу, где стояли педантичные, но проворные мордовороты. Ребекка по представлению Аситы не обладала плохим голосом, или же отвратной внешностью, скорее ей не хватало воли, темперамента, которого так сильно требовал джаз. Потому быть ей на втором плане сцены.

Пройдя вовнутрь, Амади заулыбался во все свои зубы и неспешно, но точно примостился возле одного из столиков, покачивая головой, словно в танце сопровождая мелодию «древнего» джазмена.  Это был другой знакомый, с которым языки общения складывались весьма часто. Творчество, отдачу Бобби самеди ценил, порой давал советы. Нет, не в технике, а скорее подаче аудитории.

Заметив чернокожего старика, к столику подошла парочка мужчин. Оба светловолосых, голубоглазых. Братья Райн: Гюнрих и Ботц. Оба немца занимались синтетической музыкой. Как называл ее вудуист – музыкой извращенного винила. Благо на долго они не остались, не предложили, на удивление, выпить хорошего пивка. Торопились, за что была немо воздана хвала всем Таинственным. Говорливости этим двум мог уступить сам Дьявол.

Вдоволь насладившись сольной программой Бобби, показав ему одобрительный большой палец, Амади поднялся из-за столика и направился к задней двери, на которой сидела табличка «Только для персонала».  Спустившись по лестнице, со стуком трости, и пройдя несколько рядов закрытых комнат, он подошел к последней перегородке с ручкой. За дверью что-то пискнуло, дверь отворилась, позволяя войти. Узкий проем принудил к тому, что Асита держался за стенку, дабы не свалиться, переломав себе кости.

Плоская «вишенка» предстала перед ним. На что самеди осторожно стукнул три символических раза, а после – отворил ее, зная, что увидит – апартаменты князя Нового Орлеана.

Отредактировано Амади Асита-Бадд (2012-09-22 23:49:07)

Тонкая рука с толстыми костяшками фаланг притворила дверь за собой, обозначив это щелканьем язычка замка. Амади, опомнившись, снял шляпку с головы, положив головной убор с короткими полями на поставленную в прямом угле руку.

- Приветствую, госпожа Нгоя, - голос был древним, с ностальгической хрипотцой, которая придавала глубину страшно южному оттенку голоса. За все годы он так и не избавился от него, считая своей особенностью, романтичной ноткой, - Как прекрасно понимать, что у такой красотки выдалось время на старпера.
Окинул помещение взглядом Асита чисто из вежливости, попутно перехватывая трость в руку со шляпкой. Это, как и саму Неми, Амади видел не в первый раз, потому особого восторга в глубине души не испытывал. Лишь дело вело в эти подземные покои. Неторопливо он стал ступать к столу с пышноголовой девушкой, не снимая с толстых уст улыбки.

Отредактировано Амади Асита-Бадд (2012-09-23 00:35:00)

- Как приятно слышать ночью девичий смешок, - подошел старик матово-черный, уже шурша за собой креслом. Он развернул его к столу и присел, вздергивая брюки на коленях. Не хотелось мять столь любимую ткань, - Который не издевается над тобой, и не звучит с похолодевшей постели, - желтый, казалось, пропитый глаз подмигнул сидящей напротив. Уж совсем создавая в воздухе вкус непринужденности.

Амади провел мотанием головы по выстроившимся полками. Многие названия книг ему были знакомы, но ценности не несли. Ни одна не попросилась в руки, что бы внять ее мысли, идее, трактовке. Авторы более «забавных» изданий хранили свои тайные рукописи глубоко и безопасно. Их не коснутся чужие руки, а потому Асита не думал, что увидит тут нечто подобное.

- Так вот, госпожа Нгоя, - будто от воспоминания оторвался, - Я пришел в ваши покои с просьбой, которую, пожалуй, только вы сможете сделать для меня. Вы, такая утонченная, знаете мой профиль, я не сомневаюсь, - вудуист дал языку лести лизнуть Ночную Правительницу Орлеана, еще раз подчеркивая тот образ, в котором он сидел. Для него это была скорее игра, уже привычная манера, в которой, как он часто замечал, люди и другие «ночники», отвечали взаимностью чаще, - И вот, я бы хотел арендовать с вашего позволения помещения в Театре. А так же – разрешение, маман паутины, на проведение одного или двух спектаклей, основанных на коротких рассказиках. Зрителю понравиться – будет мне радость.

Амади накинул шляпку поверх круглого набалдашника трости, которую держал посередине, упирая в пол между туфлей. Они сидели друг к другу лицом, и оба, будто на карнавале-маскараде – скрывали лица. Дань уважения, приличия. А возможно – один из них просто не хотел открывать гниющих костей, считая не то, что дурным тоном, а скорее скрытым повествованием, которое не всякому нужно давать читать. Попросят – откроет корешок, но не ранее слова.

- Как вы догадались, - при этом головешка на тонкой шее качалась, как болванчик, в такт словам, - Эти представления не для обычного глаза, они для подобных нам. И материалы, для проведения – весьма сомнительны, что бы кто-то придавал внимания этому. Этим озабочусь я сам. Если же вам нужны сценарии, для оценки, я предоставлю их…

Амади открыл рот, но для того, что бы поднять подбородок в смехе. Подняв указательный палец старик заговорил, с нотой уверенности:

- Дорогая, вы припомнили тех, кто не страдал скромностью, - золотые зубы блекло засветились в лучах лампы, - Что же касается меня, то я вам могу гарантировать, что это будет скрыто от глаз. При вашей помощи – все должно пройти по плану достаточно гладко. Реклама – для моих поручителей, для нее это не будет особой сложностью.

Самеди потянулся к фраку, откуда вышла в тусклый свет темная сигарилла. Асита мотнул ей в воздухе, описывая эллипс: - Разрешите?

Подобное было скорее данью внешности, нежели потребностью.  Само собой, это не могло быть нужно. Только как ореол дымчатости, еще туже прививающийся к скрытым гнилым костям.

Самеди осторожно вставил в губы будущий огарок. Огонек умеренного пламени из самой обыденной зажигалки «Cricket», заставил затлеть трубочку с никотином. Клуб дыма выскочил из ноздрей и рта, когда тонкие пальцы подхватили дозу табака, покручивая между собой. Толстые створки лица сжались, причмокивая, а брови – сошлись в задумчивости. Погодя немного, пожилой заговорил нерасторопно, желая донести мысль до Нгои:

- Понимаете, дорогая, вести о «крахе», господина Руж несколько заставляют меня задуматься, Амади затянулся, с тихим шипением выпуская струйку дыма, подобную пару из пневматического насоса, - Он не компетентен. Нет-нет, я нисколько не ставлю под сомнения его способности, но рассеянность – враг для нас, именно она чуть не подвела его к черте. Я боюсь, что несдержанность и некие замашки могут помешать моим планам, которые, поверьте, обольстительная, я вынашиваю не первый день…

Асита заозирался, уперто ища пепельницу на столе, попутно договаривая:

- Если вы не можете предложить других вариантов, то я сочту этот наиболее оптимальным. И примирюсь с тесным соседством, с подобным… с подобным.

Черная рука с бледными ногтями подтянула к себе поближе эксклюзивную пепельницу, на которой сидела позолоченная ящерица, грубоватой огранки. Толстый комок пепла ссыпался, позволив движениями сменить сдержанность на маневренность. Курил Амади неспешно, больше смаковал. Сигарилла будто специально таяла медленно.

- Вы ловко подводите к своим мыслям, - не без лукавой улыбки усмехнулся, облизывая темно-розовые губы, - Тогда мой вопрос будет резонен: что вы хотите за эту помощь? Ибо мне совершенно не хотелось бы сталкиваться с господином Дидье, не сочтите это за оскорбление его персоны.

Желтые глаза, с темными зрачками скользили по чертам лица Неми. Он пытался читать ее, наблюдая за мимикой, взглядом, движениями рук. Пристально вникая, словно хотя предугадать слова.

Отредактировано Амади Асита-Бадд (2012-09-23 21:22:01)

Амади смотрел в глаза Князю и расплывался в ухмылке. Его искренне забавляло старание собеседницы предоставить больше, но запросить в обмен – соразмерно. Несмотря на желание, противоречащие, согласиться с ее словами, самеди решил разложить все по полочкам. Так, как оно обстояло на самом деле:

- Красавица, ты говоришь языком торговли, от которого кровь щекочет горло. Но я тебе скажу проще – нужно лишь помещение и площадка. Старые театры, заброшенные, до сих пор хранят в своих глубинах огромные коллекции декораций, даже больше. Однако, мне может понадобиться пара-тройка помощников, умеющих работать с освещением и сценой. Остальное, как говорилось – на моей заботе.

Асита стряхнул с сигариллы еще одну горстку пепла, рассыпавшуюся в маленькую горку на нефритовой поверхности пепельницы. Старик не отрывался, от созерцания и изучения поведения. Забавляло, если не больше.

- И все же, что Вы потребуете за подобное? Только учтите, я не так молод, что бы бегать как курьер, - с дымящейся улыбкой потрясся в смехе.

Зыбкая полоска дыма не доходила до потолка, скрываясь в полутонах света и тьмы. Старик затянулся, выслушивая покрытую «ложью» женщину. Теперь образ девушки смылся с ее лица в представлении чернокожего. Пред ним была хитрая и изворотливая дама, готовая задушить ради выгоды.

- Обижаете, госпожа Нгоя, крошка, не стоит отбирать у меня хлеб, когда сам пеку, - Амади выдул сизую струйку из кожаного тоннеля лица, - Материалами я займусь сам. Поверьте, мне куда удобнее выбрать рыбу с лотка самому, нежели заказать ее в консервной банке.

Огарок «Капитана» поерзал в ложбинке нефрита, оставляя темные точки и тлеющие глазки, вскоре сомкнувшиеся для вечного сна. Тем временем мужчина заглянул под стол и оголил зубы, довольный видом рептилии и девичьих ступней. Ранее не заметил такой красоты, зрение подводит.

- Изучение? Это грубое слово. Понимание – более точно. Конечно, дорогая Неми, это сделка, и кто я буду такой, если не выполню свою договоренность?

- Хорошо-хорошо, я понимаю, - затормозил Асита, размахивая ладонью перед собой, разбивая не развеявшиеся комочки искусственных облачков, - Меньше всего я хочу создавать Вам и себе неудобства. Если брать последний десяток лет, то прорубом я считаю «Святого Людовика». Вы знаете тамошнего сторожа Лоренса? Очень смышленый парнишка, но весьма… современный. Стоит ему намекнуть о том, что это для медицинских целей, да подкрепить хрустящей бумажкой – уходит прочь. Не поверите, но он рассказал мне о том, что на берегах Миссисипи, тамошние жители, покуривают гашиш с мертвечиной. Скручивают сушеную плоть с травой и курят, - при этом старик кинул неоднозначный взгляд в сторону пепельницы.

Немного погодя, выслушав Нгою, самеди добавил: - Марди Гра крупное представление. Хорошая встряска для туристов и местных. Не буду скрывать, это меня беспокоит.

Отредактировано Амади Асита-Бадд (2012-09-24 14:21:58)

Пальцы Амади заигрывали с позолоченной ящерицей, найдя ее тактильные ласки весьма соблазнительными, не смотря на грубоватый, даже безвкусный вид. Старческое лицо при этом улыбалось заботой, складывая упругие морщины вместе, создавая комичную картинку складочек кожи, еще больше погружая в образ бурбонного старичка.

- Если вы говорите, что может понадобиться помощь моей персоны, то тогда, может быть я смогу оказать помощь в составлении пазл? – сказано было между прочим, никакой заинтересованности Асита не испытывал и не показывал подавно, акт вежливости.

Поднявшись с кресла, пощелкивая суставами, самеди посмотрел на девушку сверху вниз, держа трость и шляпку порознь друг от друга: - Как у вас что-то появиться, пожалуйста, оповестите меня, - Амади развернулся боком, уже явно давая понять, что собирается удалиться: - Вам дать телефон? Для связи, - поинтересовался, с уже натянутой улыбкой, догадываясь какой будет ответ.

-Тогда, приятной Вам ночи, - старик с несвойственной годам гибкостью в пояснице раскланялся и направился к двери. Замок тихонько щелкнула дважды. Более шагов не было слышно.

Нацепив на голову котелок, Амади поднялся по лестницам и прошел комнаты, которые вели обратной дорогой в покои Князя. Дверь с табличкой «Только для персонала» отворилась, откуда в главный зал просочилась темно-фиолетовая тень.

На сцене стояли несколько лучей прожекторов, в которых плавно двигались певички. «Tiptoes on a scene». Тот самый бэнд в котором на подпевке выступала крупнозубая Ребекка. Услышав вживую исполнение, Асита пришел к выводу, что девчушка там была совершенно не к месту. Голос не был слышен, просто сливался в одном хоре. А в сравнении с основной вокалисткой – мерк вовсе.

Убив еще одну палочку «Капитана», старик направился на выход, где как раз собиралась небольшая группа выбраться на свежий ночной воздух, подальше от прокуренного, дурманного вкуса клуба «Хранилище». Толпа, выйдя под моросящий кожу ветерок, стала оживленно щебетать. Точную тему их обсуждения Амади не хотел узнавать, его лишний раз увлек факт того, что белые и «цветные» вместе проводили свободный вечерок, наслаждаясь хорошей атмосферой, музыкой и, разумеется, выпивкой.

Старик пошел по тротуару, удаляясь подальше от шумного местечка. По правде сказать, он не любил шума, не любил такие сборища. Любил его образ, подставное лицо, но не он сам. Не снимая улыбки, пройдя несколько метров, Асита обернулся на отклик:

- Мистер Амади!

Это была никто иная как Чинеду. Миловидная, смуглая девушка, с короткой завивающейся прической и вечно улыбчивая (причем природу ее постоянно приветливого, на показ, настроения, чернокожий так и не понимал). Та подбежала, сверкая глазами, странным огнем. Кожа отливала болезненной, мутно-медной бледностью, о чем так же свидетельствовали посеревшие зубы.  Выглядела немного не здорово, хотя, кто в этот век был полностью добр?

Нагнав свою цель, девушка в платье и с сумочкой поступала рядом, пока тень подворотни не скрыла их от чужих глаз.

- Мистер Амади, я достала. Правда, было несколько сложностей, но они улажены, - ее ловкие пальчики скользнули к своей лакированной «шкатулке».

- Замечательно, моя деточка. Ты радуешь день от дня, а выглядишь, как спустившаяся богиня с Килиманджаро, - ласково заговорил Амади, принимая в руки револьвер и коробочку с патронами.

- Так же это, - протягивая бумажку, добавила Чинеду, не обращая внимания на сальный комплимент.

- Что это? – сомнительно спросил, раскрывая листок.

- Удостоверение на хранение и использование.

- Умная девочка, - Асита спрятал револьвер в один карман, а коробочку в другой.

Глубокие гнезда фрака скрывали от не нужных глаз. В ответ на выполненную услугу, старик поднял трость и стал отвинчивать набалдашник. Он словно лампочка крепился к основной части. Увесистый и побеленный. Протягивая, как оказалось, окрашенную колбу, самеди проговорил:

- Это твоя плата, дорогая.

Девушка с пущим блеском в очах схватила небольшой флакончик, сжимая его обеими руками и пряча в сумочку, с трудом отрываясь от простого прикосновения к толстому стеклу. Пальцы наполнились теплом от предвкушения.

- Хозяин, могу ли я… - ее изящные пальчики потянулись к своему Господину, но тот сделал шаг назад, не позволяя к себе прикоснуться.

- Не будь такой дерзкой, я против поцелуев на первом свидании, - на половину золотой рот раскрылся в оскале, - Ты можешь заслужить, если это тебе так необходимо.

Асита-Бадд помнил, насколько Чинеду хотелось видеть истинный облик. Она не боялась, а притягивалась к нему, проявляя в себе скользкие извращенные нотки. Она словно влюбленная хотела смотреть на разлагающуюся плоть, безжизненные губы, выпученные глаза, уродливое тело.

- Что я могу сделать?

- Мне нужно, что бы к следующей ночи ты подготовила список всех неиспользуемых театральных площадок. Заброшенных, покинутых. Тех, в которых не появляются наши дорогие вкусные друзья. Желательно найти что-то в пределах центрального района, дорогуша. Это было бы очень ценно.

- Конечно, господин Асита.

- Замечательно, а теперь, я не смею тебя задерживать, - все с той же доброй улыбкой сказал старик, явно намекая, что это должны быть ее слова.

Чинеду, не лишаясь мрачного запала кивнула, описала танцующий полукруг и скрылась за ближайшим углом, ведущим к дороге. Амади  смотрел ей в след, скрытый во мраке ночного города. Огонек зажигалки подсветил тлеющее начало сигариллы.

Отредактировано Амади Асита-Бадд (2012-09-24 20:43:48)

Путь до южной части города пришлось совершить на лодке, управление которой занял сонный бородатый мужчина в клетчатой рубахе, так за всю дорогу и не произнесший ни слова. Змеиный изгиб Миссисипи отражал черноту ночи глянцевой поверхностью воды.

Эта область, что была своего рода огромной пастью аллигатора, никогда должным образом не привлекала к себе. В виду одной лишь мелочи. Старая, но добрая Матушка обитала в нем, спустя десятилетия своей фиктивной смерти.

Добравшись до заброшенного комплекса больницы, в полтора часа пути, Амади встретил небольшой сюрприз, в виде уже стоявшего фургона с пометкой-названием строительной фирмы. Из узкой кабинки выбрался низкорослый мужчинка, в бейсболке и грязной рубахе.

- Собственно, вот, - шмыгая носом, сказал водитель, пребывая не в самом лучшем виде. Простуда его когда-нибудь убьет.

- Замечательно, уважаемый, замечательно, - весело затараторил самеди, беря трость под мышку. Хрустящая купюра, стоимостью в двести евро протянулась доставщику, со словами: - Откройте задние дверцы и сходите выпить кофе. Через полчаса вы вернетесь и заберете машину.

- Э-э-э, но… - машинально Френк взял деньги, поражаясь сумме, да попутно пуская лишенный доверия взгляд на старика.

- Просто возьмите и уйдите на некоторые время, - будучи выше, Асита навис над водителем, надавливая на того медленным, принуждающим тоном.

- Ладно-ладно, но постарайтесь не оставлять царапин, в компании меня прибьют за это, - Френк кивнул, открыл заднюю дверь фургона и пошел в сторону от заброшенного строения подальше. Как раз недалеко пестрила розово-голубая вывеска «У Джинни». Типичная забегаловка с унылыми официантками, но достаточно крепким кофеином, что бы взбодрить проходящих дальнобойщиков и местных рабочих.

Убедившись в том, что его более никто не побеспокоит, Амади открыл дверцу шире, убеждаясь, что внутри находиться три запечатанных ящика, с пометками авиалиний.

Толкнув входную дверь больницы-руин, чернокожий погрузился в полумрак, в котором пробыл несколько минут, пока не нашел дверь, ведущую в маленькую подсобку. Механизм ручки скрипнул, шаткий заслон отошел в сторону. Божественный аромат гноя и разложения ударил в лицо, настолько крепкий и ядреный, что любой смертный, вывернул бы свой желудок незамедлительно.

Внутри, будто все еще живые, на диване и креслах, сидели три трупа. Двое мужских и один женский, сохранивший даже после кончины грубые черты тела. Троица была облачена в комбинезоны темно-синего цвета, что говорило о принадлежности их либо к строителям, либо к медицинским работникам.

Подойдя к каждому в отдельности, Амади раскрывал сухие, уродливые рты, помещая туда по одному черному шарику. Эти предметы плотно застревали в гортани, благодаря пропихивающим их пальцам. После этого старик процарапал свою ладонь, наконечником трости. Кровавые отпечатки, круги, зигзаги покрыли лица и руки трех жертв.
Встав посреди подсобки, самеди воздел оцарапанную, но уже не кровоточащую длань над собой, принимаясь что-то мычать. Ритмично пристукивая каблуком.

- Kinders van die wereld, staan op en wys my eie wil, ek dring daarop aan, die verborgenheid wat sou hulle my gegee het die wil om'n handeling te verrig. Ek bid en vermaan hulle, geheimsinnig, dat hulle sou gegee het vir my die gawe van sy eie, - заговорили уста на распев.

Троица стала тихонько подрагивать. Сначала кончиками пальцев, потом корпусами, проявляя шаткие признаки жизни.

- Staan op! – грубо рыкнул Амади, сжимая поднятую руку в кулак.

Тела мертвых поднялись, что-то пробуя стенать, но черные шары в горлах каждого, не позволяли произнести ни звука, кроме активного, нервного сопения. С тяжестью выдохнув, чернокожий старик повел тростью, указывая на дверь. Зомби зашагали.

Отдавая четкие, твердые приказы, Асита заставил мертвецов взять по ящику и отправиться вглубь разрушенной больницы.

Путь их вел в подземный ярус, куда отправляли лестницы по проемам и опознавательные знаки. Везде валялись балки и разбитые стекла, осколки которых так радостно впивались в дырявые ботинки шаркающих трупов.

Миновав несколько помещений, Амади добрался до отделения морга, дверь которого выкрашена была в противный голубой цвет. Перед тем как войти, старик посмотрел на свою левую руку. Кольцо с черепком сидело на указательном пальце, не думая, он снял кудесное украшение, зная, как сильно Новено не любила эффект вещицы. Плоть Аситы посерела, буквально разлагаясь на глазах: глазницы почернели, красно-желтые глаза, без век пугающе смотрели вперед; клыки двумя штыками сидели поверх нижней губы, в свою очередь – верхней почти не было; тело похудело, стало скелетом. Костлявая рука повернула ручку, щелкнув замком, самеди вошел внутрь, чуть было, не торжественно шипя:

- Приветствую, дорогая Мама.

Отредактировано Амади Асита-Бадд (2012-09-25 15:26:01)

Подобные изречения, самой близкой из существующих, поселили ощущение давящей «грусти» в груди. Та кровавая связь, что протекала между ними, в жилах, заставляла почуять себя несколько неловко. И в тот же момент – приободрено. Классики сравнивали подобное с расправленными крыльями, развязанными руками.

Желтые глаза с медленным изучением прошлись по помещению бывшего морга. Освещение заменяли разноцветные свечи, столь обыденно приветствующиеся в этой практике. Оккультные талисманы, гри-гри, навеяли знакомый ритм барабанов. И, кажется, он увидел на полочке куклу, пронзенную булавками.

- Хорошо, Ма. Я буду ждать твоего возвращения, - сказал мертвец во фраке, стоящий к Новено лицом. Челюсть с мокрым звуком чавкала при каждом слове, а по щекам медленно текли полоски гноя. Голос звучал зыбко, утробно, превращаясь в водяной отголосок.

Тем временем из дверного проема стали выходить шатающиеся силуэты, с коробами в руках. Шаркающие слуги пошли в направлении, указанном тростью. К пустующему углу помещения. Без изящества и аккуратности деревянные емкости стукнули о пол.

- Мама, позволь спросить тебя. Что ты конструируешь здесь? Позволено ли узнать это твоему потомку? – Амади вцепился сухими костяшками в свою палку, уже чуя отказ.

Амади сделал уверенный шаг в направлении «матери». Приняв чашу одной рукой, самеди провел костлявыми, тонкими пальцами над поверхностью чаши. Показалось, что забытое тепло прокатилось по омертвевшим нервам. За внутренней стороной глаз сжалось воспоминание о первом глотке.

- Твой дар… - зашипели зелено-коричневые губы, - En tot in ewigheid.

Асита обмакнул один палец в смесь крови и таинственных ингредиентов, впоследствии проводя линию у себя на лбу и отмечая по три точки на впалых щеках. Ве-ве завершилось двумя кривыми на узком подбородке. Окончив ритуальную часть, труп во фраке обхватил чашу обоими руками и поднес к губам. Лишенная парочки сдерживающих мышц, пасть раскрылась под неестественным углом.

Блестящая в свечах жидкость полилась по гортани, опускаясь все ниже, наполняя члены ощущением удовольствия и освежения. Иголочки прошлись по сухим, мозолистым подушечкам пальцев. Трепет подкрался к горлу и исчез разливающимся теплом. А так же, он будто чуял саму Новено, видел в ней нечто более высокое, достойное послушания, исполнения каждого слова, прихоти.

В дверном проеме морга  вновь заслышались неумелые шлепки. Мертвые слуги, первый из которых открыл дверь лбом, неспешно вносили вторую партию, взгромождая сверху на первую. Они следовали четкой цепочке действий, указанных от начала и до конца. Увидь их кто снаружи, то принял бы за уставших ночных рабочих.

Не смотря на то, что у Амади не было век, он хотел закрыть глаза, чтобы не смотреть в лицо Матери. Слишком глуп и не сдержан был вопрос. Пора было запомнить, что любопытство наказуемо.

- Прости за несдержанность, Ма, - замогильным, сдавленным шепотом произнес, отвешивая сдержанный поклон.

Отредактировано Амади Асита-Бадд (2012-09-25 22:02:57)