Капельки злости и раздражения стягивались в единую реку гнева, которую Джеймс с трудом перенаправлял на создание новой маски. Осознание причины такой резкой смены настроения приходило слишком неспешно, что бы его можно было понять в таком состоянии - когда эхо зверя отражалось в сознательных желаниях, не только вампира, но и порой обычного человека. Особенно если он не часто встречался с монстром.
Что-то внутри жгло раскалёнными углями. Где он ошибся? Почему он вообще должен ошибаться? Что здесь от него хотят? А что хочет он сам?
Он приехал сюда за знанием. Опытом. Он его получает. К чему это состояние, будто геена разрывает реальность по кусочку, начиная с него? Да, ему бы польстило, если бы оказалось, что он и является причиной конца света, но...
Тупая боль разнеслась поверх рассуждений. Звериное желание крови, сотворения - плоти -  слилось в немой укор.
Подпитка удержала маску. Воля не удержала тело.
Вампир медленно осел на землю, не зная, сколько он уже прождал напарника - или же сколько терпит эту странную, ничем не вызванную муку. Кому-то - раздутая пафосом и самолюбием ложь, но для него даже удушье было реальным, мощным, отвратительным по сути - и от того бесконечно человечным.
Колени коснулись пыли и грязи - но в тот же миг, отбиваясь от реальных или призрачных людей, Джеймс приподнялся и, держась за здание слабеющими пальцами, сгорбленный, двинулся куда-то вперёд. В глазах потемнело, время текло медленно, ласково облекая сознание в тошнотворный покой.
- И что ты теперь сделаешь, Джеймс?
Трудно было сказать, что именно вызвало приступ. Злость? Прикосновение? Кровь? Алкоголь? Или же Тукман сам призвал это состояние...
... Оно никогда раньше не обращалось к нему.
Красивый мужской тенор. Его ли? Похожий. Будто бы чуточку изменившийся - необъяснимо как, но на неуловимую величину будто бы лучше, чем самого сородича.
Кажется, что-то толкнуло тело тореадора. Прохожий? Стена? Иллюзия? Затуманенный взор не смог разобрать.
Злая усмешка. Ещё одна.
Больше никаких миражей? Навряд ли.
Хор мыслей, его - и ещё кого-то, слишком похожий на его, но на мгновение, на измерение другой. Тореадор летел куда-то вниз, до боли напрягая глаза и силясь разглядеть лицо, что с хохотом смотрело на него в ответ. Тёмный силуэт, откуда-то сверху, от круга солнечного света... Забытого творения господа.
В тот момент, когда кванты солнечного света, созданные осознанием самого присутствия, вновь пришли в движение и коснулись кожи вампира, по телу и сознанию прошёл приступ рваной боли, роняя художника обратно на колени.

Отредактировано Джеймс Тукман (2012-08-22 19:29:40)

Свет исчезал. Благословленная тень покрыла взор тореадора, даруя покой и останавливая ирреальную боль. Психоз отступал, сотворив что-то в вампире. Этот раунд оставался полностью за ним.
Усталое сознание медленно возвращало ниточки контроля в свои руки, отбрасывая иллюзии - но ещё и столкнувшись с некоторым сопротивлением. Что-то отвратительное забурлило в крови - сородич несмело, ещё на трясущихся ногах поднялся, но прежде чем он успел что-либо сказать, его снова скрутило. С отвратительным звуком Джеймс выплеснул из себя недавно выпитую, ещё не освоившуюся кровь - и вместе с ней, недавний "На дне".
- Не благодари, - пронеслось где-то в голове, но Тукман не был уверен, являлся ли этот далёкий зов отголоском безумия, или же его саркастичным комментарием, который он успел оставить по ту сторону разума, ещё до припадка.
Тореадор про себя отметил, что в этот раз ему даже не пришла в голову мысль о убийстве. Видимо, что-то разительно поменялось в тактике болезни, с одной стороны, сковывая, с другой - освобождая несчастного вампира.
Возможно, слепой случай только что выправил течение его не-жизни. Мысль, возникшая за мгновение до, призвавшая агонию - или, что не исключено, сама являвшаяся болью.
Глупо, беспредельно глупо было принимать чью-то кровь из рук другого вампира - даже просто кого-то другого. Да, он выпил немного, но для уз тоже требуются не литры.
Алкоголь мгновенно выветрился из головы. Тореадор поднялся с земли, с каким-то странным, если не страшным спокойствием, будто это не он мгновение назад проиграл битву со своим врагом, а падаль, жертва, кто-то другой, лишь находившийся рядом.
Достав из кармана платок, тореадор несколькими движениями убрал возможные последствия исторжения - насколько это было возможно, - выкинул платок, и лишь тогда заметил забавную деталь.
В детстве отец научил начинающего стрелка нескольким военным хитростям. К примеру, Джеймс прошёл начальный этап подготовки снайперов, точнее, его урезанную версию для "домашних условий" под руководством одного из близких родственников отца, тоже помешанного на военной тематике. Это было занимательно - помимо обращения с винтовкой и ненавистной физической подготовки с выживанием на дикой местности, Джеймс усвоил важный урок о своём восприятии.
Даже смертный способен при определённой концентрации улучшить своё зрение и слух примерно в два-три раза. Это требуют некоторого времени, а после - ещё больших усилий для сохранения результатов - глазные мышцы спешат сокращаться и "компенсировать" вообще любое изменение дальности или чёткости воспринимаемой картинки.
Сейчас же это произошло рефлекторно. По крайней мере, тореадор не почувствовал затрат крови.
Такая малая толика внимания открыла и новое ощущение. Обе руки сородича - метафорически, для вампира это важно! - горели. Как врач, Тукман, несколько недоуменно, констатировал по ощущениям множественные микротравмы от мощного прилива крови. При жизни такое можно было бы вызвать "пампингом" в тренажёрном зале, либо от иной продолжительной нагрузки. Которая, очевидно, отсутствовала.
Вероятно, прилив крови был сознательно спровоцирован во время припадка.
Спящий человек наполнил сородича каким-то глубоким, брезгливым, склизким ощущением. Ему придётся покормиться позже.
- Да, - ответил художник. Злость не ушла, оставляя в голосе холодный отпечаток маски - спокойное равнодушие сквозило какой-то лёгкой фальшивостью не-жизни, но не очевидной, будто бы Джеймс пытался скрыть неприятные последствия только что произошедшего, а более глубокой. Это "нет" уже давно наполняло его жизнь, но каждое "да" наполняло всё его существо ещё одной капелькой яда от осознания того, что доверять ему теперь некому, - Кажется, нам пора отправляться.

Даже если самого такси рядом не оказалось, скорее всего вампиры просто могли поймать машину - или же тореадор припомнил бы соответствующий номер со вчерашнего дня.
Некоторое время в машине  Тукман молчал, то задумчиво глядя в окно, то с тревогой ощупывая проступившие вены на руках. С учётом отдачи от S&W, дело могло закончится плохо. Хорошо лишь то, что даже ладони были не видны под свежими перчатками.
Наконец-то, уже на подъезде к цели, или даже выходя из машины, сородич сухо бросил напарнику:
- Мои извинения по поводу инцидента. Каковы наши дальнейшие действия?
С таксистом вампир расплатился сам, наличными, но не торопясь и захватив сдачу.

Реакцию тореадора на колкость было легко прочитать - но трудно было идентифицировать эту вежливую, и в то же время ничего хорошего не обещающую улыбочку к какой-то определённой эмоции.
Уже в здании первым делом вампир пробежался глазами по стенам и прочим поверхностям в поиске плана госпиталя, который должен всегда висеть недалеко от входа. Если же его не найдется, то однотипная архитектура подобных заведений должна была пойти ему на руку.
В тореадора шевелилось лёгкое отвращение к своему старому призванию - аккуратно, запечатывая неприятные моменты своей жизни, он выбирал из памяти всё, что могло бы ему помочь.

Примитивная, отвратительная сила, что всегда заставляла человека бежать и держаться за свою шкуру прочно пустила здесь своим корни. Звериная природа инстинктов трансформировалась в грубую карикатуру на человечность, а приматы слезли с деревьев, кажется, лишь что бы специально оскорбить тех, кто ещё способен воспринимать увядающую красоту умирающего мира.
Тореадор был очень озадачен, что не смог ни припомнить, ни найти местоположения морга, но, разумеется, вида не подал. Отдав инициативу напарнику, теперь он с холодным интересом наблюдал за его действиями, с некоторой издёвкой слушая его комментарии послушно следуя за ним, не отставая далеко. Нужно было обладать поистине ангельским терпением, что бы это не заметить и воспринять как должное. Нисколько не выступая против боевого вампира, Джеймс припомнил пару трюков из арсенала гарпий.
И это было нечто большее, чем просто пристальный взгляд. Это ожидание буквально застыло на грани между откровенной дисциплиной и нормальностью.
Это место - чем оно стало, - было ему отвратительно ничуть не меньше, чем носферату, от которых он приехал. Это было оскорбление - лично, ему.
Как и большая часть того, что он видел в этом городе.
Но это его город.
Отступать он был не намерен - но вместе с мыслями о будущем, вместе с какой-то ирреальной расслабленностью, пришло горькое осознание того, что он до сих пор не выяснил местонахождение примогена его клана.
Впрочем, почему бы не...
Вместе с воспоминаниями о Княгине, вампиру вдруг стукнули слова Снуппи при той встречи.
Промелькнуло название клана.
Ласомбра.
Кажется, мистер Уайт не врал. Более ценно - теперь он знал о новом знакомом чуточку больше. Оставалось лишь зло скрипнуть зубами в знак осознания своей некомпетентности.
А вспоминал он о самом предмете. Шкатулке.
- Прямолинейно, - сказать, что это был сарказм - ничего не сказать, - Ну да ладно. Может, тогда ты мне поведаешь о городе? Скажем, где я могу найти остальные фигуры из политической игры Нового Орлеана? - имелись в виду не только примогены, но и вообще все шишки, которые могли иметь значение.
На комментарий Шепарда художник отозвался чуть более холодно.
- Шкатулку сюда принесли целенаправленно прятать. Полагаю, если бы у тебя не было зацепок, то с тобой отправили бы не меня, а специалиста по прорицанию, - глаза сородича ещё чуточку сузились. Он ожидал ответа.
Бруха не создавал впечатление вампира, который смог бы не выдать само существование тайны. Сам секрет уже требовал некоторой проверки.

Джеймс усмехнулся глядя на поймав жест Шепарда. Вкушение пошлости - верный признак праздности и игнорирования развития своего сознания. В этом звуке было что-то покровительски-надменное, будто Тукман наблюдал за каким-то юным, глупым, предсказуемым созданием - и его верная догадка о третьем спутнике - конечно, о Норе у него не было никаких конкретных предположений, но интуиция не подвела его, а память быстро приписала эту заслугу разуму, - лишь усугубила положение напарника в этой сложной игре.
И всё же его не стоит недооценивать. Против него играл не он, но его Хозяйка.
И это уже был опасный, матёрый ночной хищник.
В этот момент тореадор почему-то резко и удивительно чутко почувствовал, что ему,в  знак это небольшой, но значительной победы чего-то не хватало. Физического эквивалента удовольствия, знака, которым можно то подманивать, то отгонять сильных этого мира.
Яркое, реальное видение посетило его. В руку ему легла чёрная как ночь трость, с изысканными узорами из серебра. Кисть сама прокрутило видение и та, раздирая больницу зловещим хохотом, окутала тореадора какой-то непробиваемым куполом тьмы и спокойствия.
Да. Ему нужна трость.
Носферату он не уделил ни мгновения внимания, лишь боковым зрением ловя возможное движение - он больше доверял своим инстинктам и рефлексам, которые подпитывались от его болезни.
Из всего нужно извлекать плюсы.
Уставившись наконец-то в какую-то далёкую точку, Джеймс вдруг спросил:
- К примеру, кхм, плакаты, которые за тобой следят? - с отвращением, но без единого мимического подтверждения этого чувства, он для верности пробежался по постерами.
Информация. Да, Княгиня одарила бруху своей силой - но в то же время, он был её слабостью.

- Уайт? - промелькнуло в сознании тореадора. Он внимательно следил за выражением лица носферату, стараясь понять, услышала ли она этот звук - всё это маскируя под короткий поклон в знак приветствия.
Судя по всему, ему лицу до конца ночи не суждено приобрести назад свою выразительность, иначе она застынет в гримасе непередаваемого отвращения.
Почему его должна окружать грубость и неэстетичность? Он, чёрт возьми, художник, творец, создатель, поэт! Для таких работ есть громилы вроде Шепарда. А он мог бы, закрыв глаза на настоящий клан Княгини, посвятить ей стих - привнести в этот мир что-нибудь такого, ради чего и стоит коротать вечные ночи.
Сам он не подал вида, будто что-то услышал. Всегда можно среагировать с запозданием.
- Надо же, - будто бы обратился Джеймс к себе, но говорил ровно настолько громко, что бы его мог услышать Эрик, - А мне почудилось, будто я произвел хорошее впечатление на Князя, - тут он дважды, расстроено и немного растеряно цокнул языком. Актёрские задатки заставили фразу звучать без единого оттенка иронии - будто Тукман действительно от неожиданного и неприятного откровения проговорился вслух.
Развернувшись он, стараясь не шуметь, но и не скрываясь по углам, прямо, эстетично и красиво направился в сторону звука.
Что ни говори, а могильный холодок у груди добавлял уверенности в себе.